С 1921 по 1931 годы в Хамовниках действовала Государственная академия художественных наук (ГАХН) — «центр научно-художественной мысли» Москвы 1920-х годов. В разные годы в стенах академии выступали Василий Кандинский, Николай Бердяев, Всеволод Мейерхольд, Казимир Малевич и другие. В 30-е же годы многие ее сотрудники подверглись репрессиям. Историю ГАХН рассказывает Арен Ванян из «Международного Мемориала».
Возникновение
После Октябрьской революции первый нарком просвещения Анатолий Луначарский привлекал к сотрудничеству с советской властью многих представителей «старой» интеллигенции.
Среди них оказался художник Василий Кандинский, который вернулся в Россию еще в 1914 году и жил в мансардной мастерской своего дома в Хамовниках на улице Бурденко, дом 8.
Кандинский принял участие в строительстве нескольких «лабораторий для исследования законов человеческого духа»: с 1917 года он работал в московском Отделе ИЗО Наркомпроса, а с 1918-го — во ВХУТЕМАСе. Кроме того, он преподавал в Московском университете и участвовал в реорганизации 22 провинциальных музеев по всей стране. В конце 1918 года Отдел ИЗО Наркомпроса задумался об учреждении специального Института изучения искусств. Весной 1920 года первым таким учреждением стал Институт художественной культуры (ИНХУК). Кандинскому доверили разработку его стратегии, и вскоре он опубликовал в виде брошюры «Схематическую программу института художественной культуры».
Однако из-за этой программы Кандинский впервые разошелся во взглядах на живопись с конструктивистами.
А с 1919 года весь Отдел ИЗО все чаще называли в советской прессе «цитаделью зла». Причиной, вызвавшей подобные нападки, стала публикация «Ступеней» Кандинского — русской версии его автобиографии, вышедшей в Берлине еще в 1913 году.
На книгу Кандинского обрушился вал критики, причем не только от сторонников пролетарского искусства, но и от представителей прежнего, дореволюционного искусствоведения. Так, 2 февраля 1919 года в газете «Искусство коммуны» вышла разгромная статья критика и историка искусства Николая Пунина, назвавшего произведения Кандинского «изуродованным спиритизмом».
Кандинский отвечал своим противникам не менее резко: «Если художник использует абстрактные средства выражения, это еще не означает, что он абстрактный художник. Это даже не означает, что он художник. Существует не меньше мертвых треугольников (будь они белыми или зелеными), чем мертвых куриц, мертвых лошадей и мертвых гитар. Стать «реалистическим академиком» можно так же легко, как»абстрактным академиком». Форма без содержания не рука, но пустая перчатка, заполненная воздухом».
Тем не менее, за 1920–1921 годы в ИНХУКе, во многом благодаря Василию Кандинскому, собрался круг единомышленников из многих передовых теоретиков музыки и танца, историков искусства и представителей «положительных наук»: Алексея Сидорова, Александра Габричевского, Густава Шпета и многих других. Они часто встречались друг с другом и вне академической среды.
Жена Габричевского Наталья Северцова писала: «Фальк, Шеншин, Шпет, Кандинский, Юша Шор (иначе его не называли) и Сидоров образовали кружок, где велись умные разговоры и споры. По вечерам они ходили друг к другу в гости, пили водку, спорили; спускались в арбатские подвалы за пивом, – ели мало, а веселились много, и никто не роптал на жизнь. Между собой все мы уже назывались «родственники», тем более что настоящих, кровных, у нас почти не осталось. Эти люди были замечательными, выдающимися учеными — каждый в своей области. Чаще других к нам приходил Шеншин, они с Сашей играли в четыре руки…
Несколько раз приходил Кандинский, причем не один, а с женой. Он показывал Саше альбом своих рисунков и словесные тексты вроде «нечто коричневое упало в белое. Зеленое хотело соединиться с красным, но черное их разъединило…» Или что-то в этом роде. Кандинский был очень молчалив и сдержан. Но очень оживлялся и разгорался во время спора о живописи… Густав Густавович Шпет переводил на английский язык Толстого и других писателей. Умен Шпет был как черт. Но страстный хулиган – никогда не знаешь наперед, что он выкинет, тем более как ответит… мог всегда заткнуть за пояс кого угодно, и чем сильнее пытались его прижать в споре, тем более одухотворенным становилось его лицо, одухотворенным и по-кошачьи хищным».
В январе 1921 года Василий Кандинский и единомышленники покинули ИНХУК и приступили к созданию новой академии, которая должна была стать уникальным научным институтом, в котором изучаются проблемы теории, истории и физико-психологические основы всех видов искусства. 5 октября 1921 года в Наркомпросе приняли положение об Академии, а 7 октября положение было утверждено председателем Академического центра Наркомпроса Михаилом Покровским.
Во владение новой академии передали здание бывшей гимназии Поливановых (Пречистенка, 32), из стен которой выпустились многие известные лица дореволюционной России: Владимир Соловьев, Валерий Брюсов, Андрей Белый, Максимилиан Волошин. Президентом академии был назначен литературовед Петр Коган, вице-президентом – Кандинский. С 1921 года Российская академия художественных наук (а с 1925 года – Государственная академия художественных наук, сокращенно ГАХН) начала свою деятельность.
Вскоре, однако, Кандинский покинул академию. Еще в 1920 году он всерьез задумался о повторном отъезде из России: умер его трехлетний сын, ВЧК арестовала за «экономический саботаж» его 18-летнего племянника (но вскоре отпустила), а в академической среде и советской печати не прекращались нападки на самого Кандинского. В декабре 1921 года он уехал с женой в Германию и по предложению архитектора Вальтера Гропиуса устроился преподавателем в Баухаусе. В Россию Кандинский больше не вернулся.
Расцвет
Вскоре советская власть перестала с прежним рвением привлекать представителей «старой» интеллигенции к строительству новых художественных институций. Напротив, начался обратный процесс, в ходе которого Владимир Ленин предлагал «вежливенько препроводить» из страны «кое-кого» из «духовной элиты» туда, где «подобным крепостникам самое настоящее место» (так он выразился в статье «О значении воинствующего материализма»).
Одним из тех, кого чуть было не «препроводили» из страны, оказался известный сотрудник ГАХН, ее заведующий философской секцией, философ и переводчик Густав Шпет.
Только благодаря вмешательству Луначарского его имя вычеркнули из списков тех, кто в 1922 году покинул СССР на так называемом «философском пароходе».
Шпет также входил в число тех, кто стоял у истоков возникновения академии, и в дальнейшем занимал в ее жизни видное место. В 1924 году его назначили новым вице-президентом академии. Из воспоминаний его дочери, Марины Шторх: «Папа вечером сказал нам всем, когда мы уже ложились спать и мама тоже была в комнате: «Я завтра принесу домой фрукты. Скажите, кто какой фрукт хочет?» И действительно, на следующий день папа ушел в ГАХН на собрание и вернулся с большим пакетом гостинцев. Много позже я сообразила, что, конечно, это и был день его выборов в вице-президенты».
После отъезда Кандинского именно Шпет определил новую художественную стратегию академии. Философское основание литературоведения, театра, танца, живописи – вот новый круг вопросов, изучением которых занимались сотрудники и студенты академии.
Несмотря на то, что ГАХН задумывался советской властью как орган государственной культурной политики и надзора за искусством и гуманитарным знанием, академия сохраняла свою институциональную независимость и к середине 1920-х достигла положения «центра научно-художественной мысли» Москвы, куда «стягивались интересные творческие силы».
В ранние годы в ее стенах выступали Николай Бердяев, Семен Франк, Павел Флоренский. Позже здесь читали доклады Всеволод Мейерхольд, Лев Выготский, Казимир Малевич. Среди членов академии были известные философы (Лев Лосев, Матвей Каган), искусствоведы (Александр Габричевский, Дмитрий Недович), художники (Константин Юон, Роберт Фальк), архитекторы (Иван Жолтовский).
Закат
C 1927 года идеологическое давление на ГАХН усилилось. Членство в ВКП(б) стало важным фактором продвижения на руководящие посты. Грядущим «чисткам» в академии предшествовала кампания в советской печати: в «Комсомольской правде» была опубликована разгромная серия статей от имени «молодого поколения» с заголовком «»Бессмертные» от мертвых идей».
В ней сообщалось, что будто один из аспирантов академии — толстовец, уклоняющийся от службы в Красной Армии. Научную деятельность ученых академии назвали «тухленькими теориями эстетствующего барина». Саму ГАХН объявили прибежищем «идеалистов шпетовской закваски», при этом многих – Габричевского, Лосева — упомянули поименно.
О Шпете писали, что он свою деятельность «из гнилых недр ГАХН перенес вовне, вербует чуждых пролетарской общественности студентов, бывших людей, эстетствующих жеманниц для работы в дебрях эстетно-идеалистической философии, процветающей в ГАХН».
29 октября 1929 года, после публикаций «Комсомольской правды», Густава Шпета сместили с должности вице-президента ГАХН, а в январе 1930 года прекратили его членство в академии – и официально оградили от любых должностей в советской системе образования. Ему разрешалось только «приложить свои знания иностранных языков в качестве переводчика при обеспечении надлежащего идеологического руководства». Если в 1920-е годы Шпет переводил для собственного удовольствия, то в 1930-е годы, после увольнения из ГАХН, переводы стали его главным источником заработка.
В октябре-ноябре 1929 года после завершения антигахновской кампании в прессе, началась реорганизация академии. С мая по июнь 1930 года была проведена «чистка». 24 человека были уволены или подвергнуты прочим взысканиям. 10 апреля 1931 года судьба академии была окончательно решена: постановлением СНК РСФСР № 436 ГАХН была ликвидирована и вошла в состав Государственной академии искусствознания (ГАИС).
Дело «о немецко-фашистской контрреволюционной организации на территории СССР»
На этом злоключения сотрудников закрытой академии не прекратились. В 1935 году было сфабриковано дело «о немецко-фашистской контрреволюционной организации на территории СССР». Всего к уголовной ответственности привлекли больше ста человек и в том числе – бывших сотрудников ГАХН: Михаила Петровского, Густава Шпета, Александра Габричевского и других.
Петровского обвинили в «организации широкой пропаганды фашизма путем фашизации немецко-русских словарей», а Шпета и Габричевского – в «участии в составлении фашизированного Большого немецко-русского словаря».
Шпету также вменили в вину, что «будучи одним из руководителей Государственной Академии художественных наук, вел активную борьбу с коммунистическим влиянием в области искусствоведения».
В июне 1935 года Особым совещанием при НКВД им вынесли приговор. Петровский и Шпет получили 5 лет ссылки, Габричевского лишили права проживания в режимных пунктах сроком на 3 года, а Дружинин и Ярхо получили лагерные сроки (5 и 3 года).
Спустя два года Петровский и Шпет получили новое обвинение, на это раз в участии «в офицерской кадетско-монархической контрреволюционной организации», и 27 октября 1937 года их приговорили к расстрелу.
В июне 1942 года Александра Габричевского приговорили к 5 годам высылки, после чего он вышел на свободу. Внеакадемические встречи бывших сотрудников ГАХН возобновились в его московской квартире на Большой Никитской улице и продолжались вплоть до его смерти.
Более подробную информацию, как работала ГАХН, можно найти на сайте проекта «Это прямо здесь«.
Автор: Арен Ванян, Международный Мемориал
на заглавной иллюстрации рисунок Габрического «Заседание в ГАХН» из собрания М.В. Зубовой (опубликовано в издании Gorky.media)
Другие материалы:
- Дело «немецкой фашистской организации» — http://old.ihst.ru/projects/sohist/material/dela/nfo.htm
- Ю. Н. Якименко. Из истории чисток аппарата: Академия художественных наук в 1929–1931 годов —. http://www.nivestnik.ru/2005_1/11.shtml
- Н. Подземская. «Возвращение искусства на путь теоретической традиции» и «наука об искусстве»: Кандинский и создание ГАХН, Исследования по истории русской мысли. Ежегодник 2006—2007, [т.] 8, Под ред. М. А. Колерова и Н. С. Плотникова. М., 2009. С. 150–172
- Александр Георгиевич Габричевский: Биография и культура: документы, письма, воспоминания, Сост. О. С. Северцевой, вст. ст., очерки к разделам В. И. Мильдона, Москва: Росспэн, 2011
- Дочь философа Шпета в фильме Елены Якович. Полная версия воспоминаний Марины Густавовны Шторх. М., АСТ CORPUS, 2015