В трехэтажном особняке в стиле классицизм в начале Комсомольского проспекта члены тайного общества декабристов когда-то обсуждали план убийства императора, а с 70-х годов прошлого века сидит Союз писателей. Дарья Чернышева, которая с детства помнит это здание, известное как Шефский дом, рассказывает его историю и переживает об изменившемся в России отношении к декабристам.
Автобус «А» бежит по Остоженке, минует эстакаду над Зубовским бульваром и выезжает на Комсомольский проспект.
Сто лет назад здесь было подворье Чудова монастыря, поэтому улица, шедшая от Крымского моста до церкви Николы в Хамовниках, называлась Чудовкой. Дальше начинался большой Хамовнический плац: справа — казармы и полицейская часть, слева — манеж и дом для высшего офицерского состава. Его и прозвали Шефским.
По одним источникам, казармы были построены в царствование Павла I, по другим — в первые годы правления Александра I. Об этом слезно просили жители, измученные постоем солдат в их домах. Власти ввели специальный налог — на строительство казарм, и на домах заплативших его вешали табличку: «Свободен от постоя».
Казармы, манеж, Шефский дом были построены за несколько лет. Тогда, в начале XIX века, у Шефского дома зеленел парк.
Недавно я подошла поближе к знакомому с детства Шефскому дому и не увидела мемориальной доски, много лет напоминавшей о том, что здесь собирались члены тайного общества декабристов.
Что ж, декабристы теперь не в фаворе — в советское время они были герои, они были прекрасны. Теперь отношение к ним резко изменилось, они стали плохими. Ужасно обидно.
В 1817 году Александр I с двором приехал в Москву. Предполагалась закладка Храма Христа Спасителя на Воробьевых горах. С двором прибыла и гвардия.
Александр Николаевич Муравьев, начальник штаба гвардии, поселился в Шефском доме и жил здесь в 1817-1818 годах. Его квартира и была одним из тех мест, где в Москве встречались члены тайного общества. В этом доме бывали Никита Муравьев, братья Муравьевы-Апостолы, Якушкин, Шаховской, Фонвизин, братья Перовские.
Здесь много говорилось о страшных проблемах России — о крепостном праве, самодержавии, военных поселениях.
«…К прежде бывшим злам прибавилось еще новое зло для России: император Александр, давно замышлявший военные поселения, приступил теперь к их учреждению…» — вспоминал Иван Якушкин.
В 1817 году была напечатана конституция Польши на французском языке. В последних ее пунктах говорилось, что никакая земля не могла быть отторгнута от Царства Польского, но по усмотрению и воле высшей власти к Польше могли быть присоединены земли, отторгнутые от России.
Чаша терпения была переполнена: люди, участвовавшие в Отечественной Войне 1812 года, чувствовали к императору даже ненависть. Обо всем этом говорилось на встречах (их называли совещаниями) в Шефском доме, в квартире Муравьева.
Об отношении императора к своей стране и к Польше писал в письме к Александру Муравьеву и князь Сергей Трубецкой.
«…Меня проникла дрожь, — вспоминал Якушкин, — я ходил по комнате и спросил у присутствующих, точно ли они верят всему сказанному в письме Трубецкого и тому, что Россия не может быть более несчастна, как оставаясь под управлением действующего императора…» Муравьев предложил бросить жребий: кому будет суждено убить императора. Последовал ответ Якушкина: он был готов пожертвовать собой и никому не уступал этой чести (об этом совещании Александр Пушкин вспоминал в десятой главе «Евгения Онегина»).
Якушкин и Фонвизин жили вместе. «… Почти целую ночь он не дал мне спать, беспрестанно уговаривая меня отложить безрассудное мое предприятие и со слезами на глазах говорил мне, что он не может представить без ужаса ту минуту, когда меня выведут на эшафот…На другой день Фонвизин, видя, что все его убеждения тщетны, отправился в Хамовники и известил живущих там членов, что я никак не хочу отложить намереваемого мной предприятия…», — писал Якушкин.
Вечером те же люди собрались у Фонвизина и теперь уверяли Якушкина в том, что все, сказанное в письме Трубецкого, может быть неправдой, а смерть императора не пойдет на пользу России.
После этого Якушкин уже не считал себя членом тайного общества, хотя всегда был рядом с его членами.
На 6 января 1818 года всему гвардейскому отряду был назначен парад в Кремле. Погода была очень плохая, унтер-офицеры на линиях неверно поставлены — парад не удался. Разгневанный государь посадил начальника штаба Александра Муравьева под арест на главную гауптвахту, после чего тот вышел в отставку и покинул Шефский дом.
Читатели могут задать вопрос: «Чем вам так дорого это место?»
В качестве ответа приведу цитаты из писем И.И.Пущина — доказательство удивительной по современным меркам порядочности декабристов.
За два дня до восстания он писал из Петербурга другому члену Северного общества, Степану Михайловичу Семенову: «…ежели мы ничего не предпримем, то заслуживаем во всей силе имя подлецов», а уже из Иркутска — сестрам: «…то, что мы сделали, перед законом — худо, мы преступники и постигшая нас гибель справедливая».
В письмах в Москву, к Евгению Якушкину, сыну Ивана Дмитриевича, Пущин просил: «…побывать в доме графини Растопчиной за Красными воротами. Отыщите там дворового человека Федора Филипповича Алексеева. Скажите ему, что в феврале месяце писала к нему его матушка … и до сих пор не имеет никакого известия. Просит старушка сына откликнуться». Почаще бы нам перечитывать эти письма!
В семидесятых годах ХХ века в Шефском доме разместился Союз писателей СССР. За него, может быть, можно не волноваться — недавно он был отреставрирован.
А вот со двора манежа недавно пришли недобрые вести: там вырубили все деревья. Не будет ли следующим шагом снос манежа? Шефский дом, манеж и казармы — единый архитектурный ансамбль конца XVIII-начала XIX веков и ценен он не только как памятник архитектуры, но и как памятник исторический, связанный с именами светлых людей прошлого.
Автор: Дарья Чернышева