В Мультимедиа Арт Музее (МАММ) на Остоженке до 22 ноября проходит выставка Игоря Мухина — одного из самых известных постсоветских фотографов. На его снимках — меланхоличные пары, экзальтированные демонстранты, усталые люди средних лет и с воодушевлением глядящие в кадр молодые горожане. Ирина Меркулова поговорила с Мухиным об отличиях 90-х годов от современности и о том, нужно ли фотографу учиться.
— Открывшаяся в МАММ выставка посвящена девяностым годам. Почему сейчас стоит вспомнить это время? Можно ли провести параллели с сегодняшним днем или это что-то совершенно непохожее?
— Сейчас просто самое благополучное время. Какие могут быть параллели? Тогда все закрывалось, рушилось, люди теряли работу, предприятия сдавали оборудование в металлолом. Люди пытались как-то выживать. Одна реформа, вторая реформа, деньги, все советские накопления за целые десятилетия обесценивались. Какие-то политические вещи 1991-1993 года.
А сейчас просто шоколад! Выйдите на улицу, посмотрите количество джипов за три миллиона, за пять миллионов, которые проносятся мимо. Посмотрите как благополучно люди выглядят, сидя в этих джипах. Любая квартира уходит как горячий пирожок, сколько бы она ни стоила. Как можно это сравнить?
— Вы считаете, в регионах ситуация намного благополучнее, чем это было в 90-х?
— Надо съездить в регионы и посмотреть, но я видел какие-то новейшие марки машин, которые, может, и в Москве не встретить. Наверное, есть богатые и бедные. Последний раз я был во Владивостоке — вполне все были обуты, одеты, было счастье, множество кафе, было негде сесть в декабре, опять же машины, машины, машины. Все чего-то строили.
— В интервью «Коммерсанту» вы сказали: «Я вижу идеи для проектов — и не понимаю, почему это вижу я, а другие не видят. Жизнь же вокруг бурлит». На что интересно смотреть и что интересно снимать вам сейчас?
— Интересно смотреть с балкона. На горизонте у меня были четыре хрущевки. Вот к нам приехала программа реновации, и в разгар эпидемии можно было наблюдать прибытие десятков молодых людей в черных очках, в тренировочных штанах, в сопровождении машин полиции.
Возводя заборы из бетонных блоков, они планировали отражать нападение местных жителей, но местные или покинули город, или соблюдали карантин. Не нападали. Строится ЖК «Фестиваль Парк-2», и видя, что защитников нет, забор, по-моему, переносили уже раза четыре, расширяя территорию под строительство.
Борьба идет за примечательное место — Березовую аллею. Рубят 60-летние деревья под 40-50-этажные башни. Непонятно, как это можно снять, но смотреть на это, а все происходящее транслируется в социальных сетях, — тяжело.
Я ничего не снимаю, просто смотрю в интернете, как милиционеры мочат местных жителей, и как застройщик расширяет заборы, снося деревья и завоевывая все новые и новые территории.
— Я была на февральской выставке ваших студентов, и многие снимают тусовки. На ваш взгляд, в чем сейчас ценность тусовок? В авторитарном государстве они играли свою роль, но какую роль тусовка может играть сейчас?
— Это задание (речь про тему для работ студентов «Легко ли быть молодым?» — прим.ред.) я считаю важным, чтобы студенты посмотрели вокруг. Всех интересуют какие-то личные проблемы или события, происходящие далеко, возможно, у соседей. Но могут ли люди заинтересоваться проблемами, которые находятся совсем рядом, волнуют их поколение? К этому новому поколению я уже в силу возраста, в силу лени пролезть не могу. И поэтому [даю] такое довольно интересное задание — запечатлеть нас сегодняшних.
Возможно, какие-то тусовки, возможно, сообщества, интересные места. Это упражнение на внимательность. Когда люди слушают задание, им кажется, что никаких проблем у их поколения нет, поэтому идей часто нет по несколько недель, но потом люди тихонечко, может, пролистав интернет, посмотрев подобные проекты и работы, начинают снимать.
Репортаж о жизни актера (серия фотографий «Современник Коля» ученицы Мухина Ксении Яблонской – прим. авт.) – наверное, это тоже тусовка актеров. Есть молодой человек, которого Даша Каретникова снимала, музыкант, который делает скрипки и занимается какой-то современной музыкой. Там нет тусовки, там скорее какое-то одиночество. Вот почему молодой человек не собирает гитару или барабан какой-то современный, а его заинтересовала скрипка и жизнь этого дерева?
— Мне запомнилась серия «Дубки» Карины Градусовой.
— Карина поехала на свою родину, в небольшой поселок Пески в сорока минутах от Коломны. Там в советские годы были промышленные предприятия, часть из них закрылась, остались жители, которые находят работу в Коломне. Молодые в Песках проводят досуг в местных интернет-клубах, библиотеке, и невероятно, что какой-то очаг культуры там есть. Поход в местную библиотеку и интернет-клуб — это точно не тусовка.
Хороший проект Веры Вишневой про Милютинский переулок: молодые люди живут на территории, напоминающей сквот, но при этом платят арендную плату. Они сгруппировались, ими движет интерес покорить мир своим искусством. Так было множество раз в прошлом, а сейчас сложно сказать, как сложится судьба его жителей, и существует ли коммуна в Милютинском переулке сейчас. Может, она уже стала историей.
— Для поступления на вашу программу в Школе Родченко требуются фотографии, сделанные в России. Почему?
— Основная масса поступающих приносит фотографии либо кошечек, либо чужих детей в песочницах, либо кадры из путешествий. Все мы богатые люди, 90-е, слава богу, кончились, у всех есть загранпаспорт и деньги. Все путешествуют, и аэропорты не вмещают желающих вылететь и влететь.
Но в путешествиях нам не открывается то, что открывается живущим там людям. С наблюдением у нас тяжело. Мы чуть-чуть умеем любоваться горами, морем, архитектурой. Люди, находясь в каком-то культурном шоке, часто снимают, и эти фотографии сняты, возможно, в стрессе из-за чужого языка, чужой страны.
Во многих странах я не был, я не особо путешественник и часто не понимаю по фотографии из экзотической страны, интересна она или нет. Это снято просто или это какая-то сложная съемка? Чужую жизнь часто невозможно прочитать.
Поэтому я в своей мастерской предлагаю приносить фотографии из России, ведь я смогу прочитать, как вы в эту фотографию вошли, как вы из этой фотографии вышли.
— Одни фотографы ставят крупный водяной знак со своим именем на снимки, другие просто подписывают фото. Сейчас у авторского права есть альтернативы – копилефт и свободная лицензия. Для фотографа важно авторское право?
— Фотографы хотят жить. Хотели и в 90-е, и в нулевые, и в 2010-е… Просто чтобы купить хлеб, фотоаппараты. Я вот пользуюсь «Лейкой», а это самое ненадежное, что в мире было изобретено. Она постоянно требует какого-то ремонта, что-то в ней разрушается, малейшее внедрение, и тебе говорят: «Приносите 90 тысяч». Слава богу, есть какие-то умельцы, которые вырезают детали из консервных банок за 2-3 тысячи.
Мир несовершенный и, к сожалению, всем нужна оплата. Но фотографы сейчас делятся изображениями, которые можно цитировать, использовать как рекламу, на фейсбуке, в инстаграме, и фотографы не получают с этого гонораров, и им не на что снимать, возможно. Я какие-то сюжеты подарил википедии, ими можно пользоваться бесплатно, делать с ними все, что угодно.
Александр Иосифович Лапин, фотограф, у которого я имел честь учиться, говорил: «Что остается от фотографа? Не более 5-7 фотографий». Редко-редко люди вспоминают пять, шесть, семь фотографий любимейших фотографов. То есть все, что остается от мастера, — это семь сюжетов, которые с трудом получается вспомнить.
— Как поменялся взгляд на фотографию и эстетика, когда дорогостоящая техника стала доступна многим?
— Сейчас в арт-мире нет границы между «хорошо» и «плохо». Любое художественное высказывание на территории искусства возможно.
Если присмотреться, что делают люди после тяжелого рабочего дня в метро, то они листают какие-то истории в инстаграме, в фейсбуке. Масса картинок. Ты как бы немного отошел, посмотрел на чужую жизнь, сопоставил со своей, вроде бы не все так плохо.
Кажется, что фотография упростилась и всем доступна, у всех есть сейчас фотоаппарат в телефоне, но также она и невероятно сложна, потому что очень много составляющих, которые должны совпасть.
Люди, приходя в фотографию, вдруг сталкиваются с необъяснимыми сложностями: к теме, к объекту, к концепции нужно подобрать правильную оптику, оказаться в нужном месте, в котором должен оказаться нужный свет.
Нужно договориться с объектом, а объектом может быть и персонаж, и просто дерево. Не договорился – дерево криво влезло в кадр, кадр не удался. Оттого фотография оказывается сложна, и люди тихонечко переходят в видео. Там попроще, нет борьбы за картинки, есть звук, который помогает.
Множество людей выполняют сегодня функцию службы быта. Раньше, чтобы запечатлеться на паспорт или сняться с семьей, мы шли в ателье, в службу быта. Сегодня многие люди, считающие себя фотографами, просто выполняют функцию ателье, у них на лбу такая лампочка горит: «Служба быта, сниму классно ваш портрет для истории».
То есть ателье исчезли, но возникло множество ремесленников, которые могут создать серию файлов о нас сегодняшних за гонорар. Они тоже называются фотографами, фотохудожниками, они творят, создавая эти портреты.
— Выставка ваших студентов называлась «Легко ли быть молодым», и в самом названии содержалась аллюзия на одноименный фильм Юриса Подниекса. Под одним из анонсов в соцсетях я наткнулась на комментарий о том, что некорректно брать название, если разрешение у наследников не спрашивалось. Сейчас Алексей Учитель снял фильм о Цое, однако сын просит отозвать лицензию, апеллируя к нарушению авторских прав. Как вы относитесь к таким обвинениям?
— Я же не устраиваю выставки, есть кураторы. В принципе, в оригинальном фильме есть вопросительный знак, а у меня точка. Значит немножко меняется смысл. Цитирование, по-моему, не запрещено. Авторы эпиграфов же не подают в суд на всех литераторов, есть книжки, где эпиграфов может быть и два, и три, и десять.
Действительно, проблемы, которые Юрис Подниекс поднял в фильме в 1986 году, никуда не ушли, и этот фильм до сих пор можно смотреть с удовольствием. В кинотеатре «Россия», в зале на 1500 зрителей нельзя было достать лишний билет — люди пошли смотреть документальное кино вместо художественного. Это сильнейшая вещь для своего времени, она не могла быть снята в России и снималась в Латвии. Почему бы не процитировать и не отдать дань памяти талантливому оператору и режиссеру?
— Школа Родченко – это ваш первый опыт преподавания?
— Еще в 1989 году была Свободная академия, которую создал Леонид Огарев и Илья Пиганов. Академия входила в Новую академию Тимура Новикова, где было задействовано два или три десятка людей из Москвы и Петербурга. Они самоорганизовались и устроили в СССР такое свободное общеобразовательное учреждение.
За счет какой-то активности Ильи Пиганова выставки проходили в разрушенных конюшнях при Московском ипподроме. Я помню, что это были какие-то школьные классы, там были школьные парты. Все лекции читали со слайдов. Была активная фотолюбительская среда — то, что называется молодой волной. И был интерес ко всему новейшему. Люди общались, материал переходил из рук в руки и преподавание было из уст в уста.
Еще была фотокафедра, на которой в далеком 1989 году преподавали и Слюсарев, и я, и Борис Михайлов приезжал, и режиссер Иван Дыховичный читал лекции. Была отчетная выставка. Я читал лекции в Институте современного искусства в Хельсинки. В 1988 году вышел альбом «Инаковидящие» (финский фотоальбом, содержащий снимки Ляли Кузнецовой, Бориса Михайлова, Александра Слюсарева и многих других фотографов – прим.авт.).
— Как вы считаете, фотограф может учиться сам? Можно стать фотографом вне институции?
— Может. Встречается много людей, отрицающих влияние школы, влияние среды. Но они не понимают, что школа дает возможность обсуждения, чего не дают социальные сети и индивидуальное обучение.
Весь контент, который преподается, есть в сети, в учебниках, ничего нового тут изобрести нельзя. Но можно обсудить из уст в уста, а не поставить «лайк», разместить хлопающие ладошки. Реально разобрать ошибки и достоинства. Школы нужны.
Вторая половина образования посвящена тому, как вообще современный артист функционирует. Многие приходят в арт-школы, поработав в офисах, столкнувшись с тем, что карьерная лестница тяжела, трудна, и не все могут ее выдержать. Вот люди и приходят на территорию искусства, думая, что здесь все парят в облаках, медитируют, создают какие-то произведения.
Но оказывается, что арт-мир довольно жесткий, в нем тоже есть командное подчинение, есть рядовые, полковники, над полковниками есть какие-то кураторы, а над кураторами – люди, которые дают деньги на зарплаты кураторам. Этот профессиональный мир воспринимается частью студентов как трагедия.
Чтобы выжить, молодые люди должны знать, как устроены премии, гранты, что такое резиденция, как подать проект, что выигрывают не фотографии, а тексты к фотографиям.
Есть гранты для фотографов, где фотографии даже прикладывать не надо, а надо грамотно обосновать в тексте, почему вы хотите эти фотографии сделать и получить от фонда эту сумму.
Работы Мухина, посвященные 2010-м годам, сейчас можно увидеть:
— в центре «Зарядье» на выставке работ номинантов 1-й Московской Арт Премии
— на Триеннале в «Гараже»
Вопросы: Ирина Меркулова
Первое фото: Школа Родченко
Квинтэссенция статьи в этих словах: «не понимаю, почему это вижу я, а другие не видят». Действительно очень часто люди не видят очевидного. И не только люди, но и лучшие представители района — депутаты. Вот например в течение шести лет существовало в районе МУНИЦИПАЛЬНОЕ СОБРАНИЕ ВНУТРИГОРОДСКОГО МУНИЦИПАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ ХАМОВНИКИ. У него был ОГРН5077746895276 от 8 июня 2007 г. и ИНН/КПП7704651548/770401001. То есть муниципальное собрание было зарегистрировано как юридическое лицо и депутаты ощущали себя также как например ощущают себя акционеры успешного акционерного общества, то есть были хозяевами своей судьбы ! Но почему же муниципальное собрание потом утратило свой статус превратившись в совет депутатов, который всё больше напоминает совет многоквартирного дома ? Возможно потому что главнейшими задачами местного самоуправления стало пенсионное обеспечение бывших муниципальных служащих, а также организацию для них различных местных праздников, а для членов их семей обеспечение работы досуговых клубов. А с этими задачами успешно справится и муниципальная администрация. Ну представьте себе, что пробыл уважаемый человек на важных выборных общественных партийных постах сперва одной направляющей партии, потом другой руководящей партии, а по основному месту работы пенсия-то небольшая получается. И тогда он идет на муниципальную службу, где существует комиссия, которая засчитывает ему стаж его прежней работы в стаж муниципальной службы и тогда с таким «общим стажем» достаточно проработать перед выходом на пенсию год-другой на муниципальной службе и вот тебе муниципальная пенсия, а также все полагающиеся льготы, которые находят свое солидное и весомое отражение в ежегодном муниципальном бюджете, который в свою очередь исполняет муниципальная администрация, которая для этого и наделяется правами юридического лица. А депутатам по истечении срока их полномочий останутся лишь фотографии на память !