«Легко ли быть молодым?» Молодые фотографы — о своих героях, целях искусства и статусе ученика

20 февраля в Мультимедиа Арт Музее на Остоженке открылась коллективная выставка студентов Школы Родченко «Легко ли быть молодым?» Ирина Меркулова задала четырем участницам выставки, студенткам и выпускницам мастерской Игоря Мухина «Непосредственная фотография», вопросы об их работах, Школе Родченко, преодолении статуса ученика и о возможности искусства что-то изменить в этом мире. 


Даша Каретникова, серия Dima makes violins

— Вам было сложно выбрать тему?  

— Тема была задана мастером. Игорь [Мухин] сказал, что молодые — это до 30 или 32-х лет. Когда я снимала, Диме было точно меньше 30. Я познакомилась с ним на открытии своей выставки незадолго до того, как Игорь объявил тему. Сама жизнь подсказала, что снимать надо его, потому что, насколько я знаю, в России нет молодых скрипичных мастеров такого уровня.  

Нравится ли вам принцип мастерства, не давит ли это на вас? 

— Вопрос сложный на самом деле. Мне кажется, если вы любому из моих одногруппников зададите такой вопрос, то не получите однозначного ответа.

Мы все периодически, как вообще в любых мастерских в любых творческих вузах, испытываем и какие-то отрицательные, и какие-то положительные эмоции по отношению к мастеру — это нормально. Невозможно, чтобы мастерские проходили гладко и никаких споров не возникало. 

Является ли проблемой преодоление статуса ученика, нет опасности остаться в глазах других все тем же учеником после выпуска? 

— Самим статусом ученичества нас никто не пугал, мы сами его выбрали, потому что пошли УЧИТЬСЯ. Мне кажется, это нормально, что пока ты учишься, ты ученик. Но педагоги нас пугали, что у выпускников часто случается кризис как раз по этой причине: нет больше ни заданий, ни эмоциональной поддержки группы — ты сам по себе. Но это не только в Школе Родченко, это в любом творческом вузе: мои друзья, заканчивающие Консерваторию, например, переживают похожее.

Этот кризис случается, но потом, если ты не можешь не снимать, ты снимаешь. Я думаю, так. Но у всех по-разному. 

Вы как-то связаны с музыкой? 

— Я – нет, у меня журналистское образование, журфак МГУ, но дома всегда была музыка, потому что мама пианистка, а папа звукорежиссер. Теперь еще и парень музыкант. 

— С чем связан выбор именно Школы Родченко?  

— Я очень давно хотела поступать в Школу Родченко, и так совпало, что я до поступления познакомилась с тремя людьми, которые учились тогда в Школе у Игоря или уже выпустились, и мне нравилось, что они делали.  

Игорь Мухин с учениками

Как быть с идущей из XX века претензией искусства что-то менять? Возможно ли что-то изменить через искусство?  

— Я не знаю, на самом деле. Еще очень любят задавать вопрос: «Фотография – это искусство или нет?» Он тоже провоцирует на демагогию. В последнее время мне дискуссии на эту тему кажутся все бессмысленнее и бессмысленнее.

[Фотограф Чарльз] Харбутт считал, что фотография, называясь искусством, пытается его догнать, во всем ему подражать, крича «Я тоже искусство», много теряя на бегу. Делить фотографию на документальную и художественную тоже странно.

Но есть, мне кажется, смысл делить фотографию на ту, что схватывает «решающий момент», и ту, что является таким же инструментом в руках художника, как кисть, стек или шпатель.

Натюрморт может быть написан маслом, вылеплен, выставлен как инсталляция или сфотографирован — и это всего лишь выбор инструмента для достижения того или иного эффекта. Для меня фотография — про жизнь. Может, как раз непосредственную жизнь. Про азартную охоту за моментом и про объем момента.

Теперь о том, что вы спросили — про изменение мира. Мне кажется, любые люди, говорящие сейчас, что они меняют своим делом мир (или пытаются изменить), неизбежно находятся по какую-то из сторон пропаганды. Дай бог, чтобы одна отдельно взятая фотография могла по-настоящему проникнуть хотя бы в кого-то из смотрящих на нее. 


Ксения Яблонская, серия «Современник Коля»

Почему вы решили снимать актера? 

— Это случайность. Я искала внешнего героя, а к нам в мастерскую как раз пришел с другим проектом Шамиль Хаматов, актер театра «Современник». Я просто к нему обратилась [с просьбой] поснимать закулисья, какие-то там декорации, но поняла, что меня интересуют люди, которые там играют.

Актеров в принципе тяжело снимать, потому что они хотят быть всегда красивыми, не хотят показывать свои проблемы, какие-то изъяны, поэтому три месяца мне пришлось, не снимая ни одного кадра Коли, налаживать с ним контакт, чтобы он мне поверил и пустил в свою личную жизнь.

Фотосерию я сняла буквально за три съемки, очень быстро, но три месяца пришлось практически каждый день к нему ходить и уговаривать, пить с ним пиво, смотреть его спектакли, разговаривать об искусстве, чтобы он немножко расслабился. 

Как ваш герой ощущает на себе популярность? 

— Легко ли быть актером, которому уже 32 года, то есть он уже не совсем молодой, но еще в категории до 35. Получится ли у него удовлетворить свои амбиции или нет, мы узнаем уже скоро.

Мне было важно поймать и надеюсь, что у меня получилось поймать какое-то его звенящее желание [кем-то] стать и как ему это тяжело дается. 

Ксения Яблонская

Вы не ощущаете давление мастерской в Школе? 

— У кого-то есть такое, но у меня лично — нет. Мне очень нравится в моей мастерской. Игорь — непростой человек, у него огромный багаж опыта, и следить за его мыслью очень интересно. Потом я еще неделю могу думать о его словах, и до меня только потом доходит, что имелось в виду. В общем, это интересный процесс. 

Авангардистское искусство XX века имело претензии менять социальное, менять жизнь. Как сегодня быть художнику с амбицией самого искусства по-прежнему что-то менять и, с другой стороны, с невозможностью этого? 

— Это на самом деле жанровость фотографии. Мы — мастерская документальной фотографии, у меня лежит к этому душа. Я занималась и занимаюсь фотожурналистикой, и мне хотелось бы делать какие-то злободневные, важные истории. В то же время в Школе Родченко я поняла, что есть и другие темы. Мне интересно исследовать саму себя: могу ли я снимать не сторителлинг, а не социалку.

У нас в мастерской все очень разные. Кто-то снимает портреты, изучает телесность, кто-то снимает свалки, пробы воды, чтобы уличить власти Москвы в том, что есть проблемы в городе, кто-то снимает котиков, грубо говоря. А по поводу вопроса, можем ли мы поменять мир — конечно, можем. И мы меняем. 


Саша Бреус, серия «Курьер»

Ваша серия невольно, на мой взгляд, оказалась самой социальной. Тема курьеров, заполонивших мегаполисы, поднималась последние полтора года в контексте нарушений условий труда. С какой точки зрения снимали вы? 

— У меня не было цели показать [социальную ]сторону. Не думаю, что освещение этих тем в фотографии могло бы как-нибудь сделать работу героев легче. В первую очередь я исходила из вопроса, заданного нам мастером — «Легко ли быть молодым?» Я искала молодых, в моем понимании, людей, которые имели бы какую-то позицию по отношению к миру.

Мой герой, молодой парень, сознательно выбрал работу курьером, потому что предыдущая показалась ему идеологически неправильной. Мне показался интересным его выбор. 

Какой была предыдущая работа вашего героя? И какая у него позиция по отношению к миру? 

— Он работал администратором в дорогом заведении, в котором обслуживались высокопоставленные, богатые люди. Ему не нравилось их поведение по отношению к персоналу, вседозволенность. Он решил, что ему не хочется соприкасаться с этим миром, пусть даже за большие деньги. 

— Что вы получаете от Школы Родченко? Чувствуется давление мастерской или авторитета преподавателя? 

— Школа Родченко – это в первую очередь community (сообщество — прим. ред.). Пожалуй, это самое важное. Знать и общаться с людьми, которые работают в смежных сферах — самый большой плюс. Игорь — состоявшийся фотограф и человек, у него свои взгляды. У меня свои, но он, несомненно, является авторитетом и одним из моих любимых авторов. 

Серия «Курьер»

Я посмотрела ваши работы в инстаграме и ваши портреты отсылают к французской визуальной культуре 1960-х: фильмам Годара, образам Джейн Биркин, а порой и к началу века — фотографиям Надара. Вашу эстетику, кажется, сформировала именно французская культура.

— Мой визуальный язык еще не сформирован, и я точно не связываю его с каким-то конкретным периодом или явлением. А Джейн Биркин — это прекрасная модель Аня, которая очень на нее похожа. 

Инстаграм Саши Бреус

Но есть что-то, что вам нравится из визуальной культуры? 

— Мне нравятся фильмы, живопись, фотография, архитектура. Если говорить про фотографию, то сейчас для себя я выделяю Лину Шейниус и ее личные дневники, Софи Калле, ее игры с незнакомцами. И еще мне нравится, что и как снимают мои друзья: Оля Воробьева – мой главный вдохновитель сейчас. Но я бы не сказала, что это константа, я часто встречаю что-то интересное для себя. 

Как вы относитесь к возникшей в начале XX века претензии искусства изменить общество? Может и должно ли вообще искусство что-то изменить сейчас? 

— Сам факт, что авангард перевернул все с ног на голову, кажется мне значимым событием. Но я думаю, что это естественный ход времени и любое изменение это хорошо.

Мне кажется, у искусства вообще нет никакой четкой задачи. Есть политические проекты, есть проекты, основанные на личных переживаниях. Я думаю, что если у автора есть желание поднять важные для общества вопросы, и он видит и чувствует темы, о которых нельзя не сказать, то это может повлиять на его зрителей. Но это все очень локально, я не вижу ситуации, в которой какая-то работа смогла бы повлиять на большое количество людей.


Карина Градусова, серия «Дубки»

Серия «Дубки»

Кого вы снимали? 

— Есть такой чат в Подмосковье, в поселке Пески, его организовал Андрей, местный панк. Он собрал всех друзей в этом чате, а я была одной из его одноклассниц. И я снимала их, потому что у них очень клевая тусовка, такая полумаргинальная, интересная.

Мне показалось, что это такой срез общества — там есть и полицейский, и работники заводов, есть даже кандидат наук, который организовал в этом поселке культурный центр «Добрыня», где они собираются и играют в разные игры. Пьют пиво, жгут иногда костры в усадьбах заброшенных. Такая житуха. 

А что их объединяет кроме чата? Как-то идейно они похожи или все разные? 

— Это в основном молодежь, которая рождена в 90-х. Дети 90-х, которым приходится жить в существующих реалиях. Их объединяет пространство для жилья, работы, учебы, 11 лет школы. Пространство жизни, Подмосковье, поселок. 

Чем ваше поколение отличается от поколения нулевых?  

— Мы 20 лет уже живем при одном президенте. Мы пошли в школу при этом президенте, окончили школу, ушли в институт, окончили его, женились, родили детей — все это при одном человеке.

Не только это, конечно. Нашим родителям явно пришлось нелегко, потому что это были 90-е. Не могу сказать что-то конкретное — это, наверное, больше работа социологов. 

Почему вы выбрали Школу Родченко? Вы где-то учились до этого? 

— Да, я училась в МАМИ на экономическом, потом я пошла в Колледж имени Моссовета, на фотографа училась. И потом я поняла, что я художник и не могу относиться ко всему происходящему вокруг как журналист или даже документалист. Я хочу творить как художник, а не как документальный фотограф.

И хотя делаю я документальную фотографию, все-таки считаю себя художником. И Школа Родченко, мне казалось, это такая социальная школа, очень честная. Там берут во внимание и политику, и контекст – и этим мне Школа понравилась. Это не что-то абстрактное, Школа рефлексирует о вещах, которые происходят здесь и сейчас.

Вы хотели поступать именно к Игорю Мухину? 

— Это школа современного искусства, но я занимаюсь больше фотографией, это мой медиум. Все, что делается сегодня, даже вырезаешь лобзиком – это современное искусство. В Школе есть мастерские документальной фотографии Нистратова и Мухина. Сейчас я бы, наверное, пошла еще к кому-нибудь. 

— Почему вы считаете, что все, что сейчас делается – это современное искусство?

— Потому что это делается сегодня – вот и все. 

А как тогда отличить искусство от ремесленничества? 

— Это, наверное, дело кураторов и искусствоведов. Я не могу сказать, что я не ремесленник. Я не знаю… Наверное, это должны делить институции, искусствоведы, кураторы, зрители, коллекционеры современного искусства, но не художники. Я могу отличить ремесленника от современного художника.

Вы уже закончили Школу, чувствуете ли вы, что вам сложно преодолевать статус ученика? 

— Я вообще чувствую себя вечным учеником, потому что я художник, и мне кажется очень важным быть всегда в позиции ученика. Как только ты оказываешься в позиции учителя, ты больше не можешь расти как художник.

С другой стороны, я не вижу никаких проблем войти в другой статус, если это понадобится, и стать, например, куратором. А сегодня я в статусе мамы, поэтому мне вообще все равно, я даже не чувствую этого статуса ученика или статуса художника.

«Легко ли быть молодым?» Молодые фотографы — о своих героях, целях искусства и статусе ученика: 1 комментарий

  1. Очень простой вопрос — почему на официальном Интернет-сайте муниципального округа Хамовники нет фотографий депутатов Совета депутатов муниципального округа Хамовники ? Автобиографические данные есть, а фотографий нет. Неужели администрация не может провести гос.закупку (конкурс или аукцион) по результатам которой выбрать фотоателье в котором депутатов сфотографируют так, что не стыдно будет разместить их фотографии на официальном сайте ?? Неужели на муниципальный сайт НЕ ХВАТАЕТ средств ???

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.